Эго или профилактика смерти
… Февральская оттепель, ночь… Шепчутся капли, с глухим стуком падают талые комья...
… Я знаю, знаю, КТО ТЫ — но боюсь называть...
… Спешу, страшно спешу, и вот доспешился до того, что… Странно, все может кончиться в любое мгновение — все и кончится через мгновение — но страшен не сам конец, а то, что я не успею — конечно же не успею! — отдать ТЕБЕ и тысячной доли своих богатств — ведь они ТВОИ… Вселенные во мне, океаны, бездны памятей и скорбей — неужто же лишь пылинки праха… неужто развеется в опустошении...
Горстка времени, ничего больше? Вечность? Зачем?
О, кто бы мне подсказал, как распорядиться, как выкроить этот остаток...
(Черновик рукописи, фрагмент)
В день и час… (зачеркнуто)… пусть это будет 6 июня (...) года, 21.35 по московскому, пускай так — в означенный, стало быть, день и час, с которого мы начинаем повествование, Эго находился в квартире, записанной на имя известного психотерапевта, ученого, писателя, лауреата какой-то премии, президента чего-то, руководителя того и сего, члена обществ, комиссий, редколлегий и прочая, скончавшегося минуту назад.
(На полях карандашом: Смахивает на начало дешевого детектива. «Эго» — всего лишь «я»?.. Неправда. Создание, мне неведомое. Душа).
С разных ракурсов эпизод этот уже дважды являлся в предутренних сновидениях, и в одном была эта непременная муха, льнущая, неизгонимая муха, черт знает откуда возникающая, если уж конец или скоро… Даже в операционных, среди зимы...
Умерший сидел за столом.
Грех жаловаться, далеко не всякому везет так вот, не
шелохнувшись, впечататься в небытие. Тихой ледяной молнией обняла тело смерть: лопнул магистральный сосуд, все центры мозга отключились единогласно. Так можно вырубиться невзначай и где-нибудь на концерте, и...
(Плотно зачеркнуто. На полях: «Хорошенькая психотерапия для мнительных. А ведь так, как я, филигранно щадить нервишки читателя вряд ли кто… читателя знаю подробнее, чем...»)
Неоперабельная аневризма. Никак иначе.
Но вот ошибка. (На полях: «Всякая ошибка есть неиспользованная свобода»). Это должно было произойти в другом месте, не здесь. Не за этим столом.
Стараясь не смотреть, Эго приблизился.
Венецианский шедевр в стиле то ли позднего барокко, то ли раннего рококо (покойник всегда их позорно путал), львинолапый красавец в золотистом литье — такой стол мебелью не назовешь, это уже существо. Дух изысканно-живой, беззаботный, пьющий на брудершафт с вечностью, сотворил это произведение руками неведомого мастера — и теперь звонко протестовал. Что такое, вопрошал он, к чему эта буфетная скоропостижность? Мне оскорбительно давление мертвой плоти, я и так многое претерпел.
